Как и у других народов, принявших
мусульманство, у казахов ислам тесно связан с
древними религиозными верованиями, сложившимися
задолго до появления ислама.
Нам немного известно о религии,
существовавшей у казахов до проникновения
ислама. В последние годы некоторые исследователи
стали называть эту религию тенгрианством и
изображать ее как стройную философскую систему.
Это была политеистическая религия с верховным
небесным божеством, а название “бог” (тенгри),
прилагавшееся не только к нему, но также и к
другим божествам; с приходом ислама стало у
казахов синонимом слова “кудай” (бог), то
есть Аллах. Другие сведения о других божествах до
нас не дошли, и воспоминания о них приходится
разыскивать в культе святых, в шаманстве, в
семейной обрядности. Так, отголоски культа
древнетюркского божества плодородия Умай
обнаруживаются в родильных обрядах казахов. Умай
– это добрый дух, покровительствующий младенцам.
Еще в середине прошлого века в народе
были живы остатки космологических
представлений, согласно которым вселенная
состоит из трех миров – небесного, земного и
подземного.
Пережитком древних представлений о
сверхъестественных существах, управляющих
силами природы, может быть поверье казахов об
ангеле, который бьет плетью тучи, производя тем
самым гром и молнию.
Почитание святых тесно связано с
доисламскими традициями казахов. Древние
верования, например, угадываются в культе пещер.
В Южном Казахстане считалась святыней пещера
Чак-пак-ата. Сюда приходили женщины для молитвы
от бесплодия. Среди казахских святых встречаются
родоначальники родственных групп.
Святые-родоначальники характерны для восточных
областей Казахстана. Святые предки известны и в
южных областях. В Южно-Казахстанской
области и в наши дни почитаются могилы батыра
Байдабек-ата и его мудрой жены Домалак-ана, от
сына которых, по преданиям, пошли казахские роды
албан, суан и дулат.
Среди “языческих” персонажей, вошедших
в число мусульманских святых, у казахов наиболее
отчетливо сохранил свои доисламские черты Коркут - мифический
первый шаман, музыкант и певец, создатель
музыкального смычкового инструмента кобыз.
Приписываемая ему могила была расположена на
берегу Сырдарьи. На мифический характер этого
персонажа указывают предания об его долголетии,
а также некоторые мотивы казахских народных
легенд, обнаруживающие связь с традициями
сибирского шаманства. Так, по одной из легенд,
Коркут подслушал разговор шайтанов, которые
обсуждали между собой, как нужно сделать кобыз.
Он выполнил указания духов и сумел создать
волшебный инструмент. В средние века образ
Коркута, которого представляли и легендарным
патриархом времен, и талантливым певцом, был
широко известен преданиям тюрко-язычных народов.
Почитание Коркута у казахов тесно связано с
шаманством, он считался покровителем (пир)
шаманов, которые нередко призывали его на помощь
в песнопениях. Во время камлания многие баксы
играли мелодию (кюй), которую будто бы
впервые исполнил сам Коркут.
Шаманство – одно из самых заметных
явлений в религиозных традициях казахов,
сохранившихся от доисламской эпохи. Шаманство –
обширная система анимистических верований и
культов у разных народов, характерная для
родового строя. Общими чертами для них является
наличие культа предков, а также отправление
ритуалов шаманом, способным впадать в особое,
экстатическое состояние, и в этом состоянии, по
представлению носителей культа, осуществляющим
связь с потусторонним миром.
Шаманство обусловлено верой в особую
связь отдельных людей с духами. Помощью духов
объяснялась способность шаманов лечить людей,
гадать, отыскивать пропавшие вещи и скот. Шаманам
приписывали также власть над явлениями природы,
умение совершать чудеса. Шаманы занимали важное
общественное положение, будучи по существу
жрецами. Даже после распространения ислама в
казахских степях шаманы продолжали сохранять
большое влияние. Шаманами в основном были
мужчины, но есть материалы, подтверждающие, что
не редкостью были и женщины-шаманки. Главным
ритуальным предметом шамана был кобыз –
смычковый инструмент с двумя струнами из конских
волос, который в народных верованиях наделялся
чудесными свойствами. Некоторые шаманы
запрещали посторонним дотрагиваться до своего
инструмента. С середины XIX в. кобыз стал
заменяться домброй. Другим атрибутом баксы был
посох (аса, аса-таяк) с железными кольцами и
подвесками на верхней части. Со второй половины
XIX в. на первый план стали выдвигаться такие
обрядовые атрибуты, как плеть и нож.
Шаманские обряды
предполагали общение баксы с духами, поэтому
начинались призывы духов. Затем он специальным
песнопением провожал духов. Духов надо было
изгнать, и с этой целью проводился обряд. Чтобы
устрашить и прогнать причинивших болезнь духов,
баксы размахивали ножами, били больных плетью.
Ряд действий не имел прямого “лечебного”
назначения. Чтобы убедить присутствующих в том,
что к шаману действительно явились духи,
руководят его поступками и придают особую силу,
баксы показывали различные трюки. Они
выскакивали на купол юрты, сдавливали тело
веревками, лизали раскаленные предметы. Одним из
самых распространенных трюков было втыкание
ножа в тело. Баксы пронизал ножом как себя, так и
других людей. Вера больных в действенность
обрядов способствовала борьбе организма с
недугом. Кроме того, нельзя отрицать, что шаманы
владели и врачебным опытом.
Одна из главных особенностей казахского
шаманства – его слияние с исламом. К XIX в. из
шаманского культа уже исчезли черты,
противоречившие нормам ислама. Мусульманское
духовенство охотно порицало деятельность
шаманов, однако, исламизация шаманского культа
не давала духовенству серьезных оснований для
его критики.
С шаманской практикой сочетались и
деятельность различного рода знахарей,
гадателей, колдунов. Знахарская практика
насчитывала множество самых разнообразных
приемов, призванных вернуть человеку здоровье
или оградить от болезней. Так как болезнь
объяснялась разными причинами, в том числе и
воздействиями духов, дурного глаза или
колдовства, то и знахарское лечение проводилось
не только способами, основанными на действии
трав, диеты, тепла, массажа, но прежде всего путем
обрядового лечения, основанного на
магико-анимистических поверьях. При этом лечить
людей брались и шаманы, и знахари, и люди, умеющие
совершать несложные обрядовые действия.
Разнообразные магико-анимистические
обряды были связаны с охраной здоровья матери и
ребенка. Обрядовые действия совершались в
надежде избавиться от бесплодия, которое
считалось своего рода заболеванием, вызванным
духами или колдовством.
Действиями, призванными защитить от
вредоносных сил, была насыщена и свадебная
обрядность. Магико-анимистические действия
должны были обеспечить потомство, достаток и мир
в семье.
Культ предков занимал заметное
место в верованиях казахов. В трудные минуты
жизни казахи призывают имя своих предков. В их
честь приносят в жертвы животных, ездят на
поклонение к их могилам. Такие события, как
разделение рода на два самостоятельных,
заключение мира между двумя враждующими родами,
победа над врагом и т.д., знаменовались у казахов
принесением в жертву духам предков белой
кобылицы или даже белого жеребца.
Казахи с почтением относились к могилам.
На могилах каялись, приносили присягу. Путнику,
которого надвигающаяся ночь заставала в степи,
обычай рекомендовал ночевать возле могил, ибо
здесь никто не решиться совершить над ним
насилие. Если у путника было заветное желание, он
просил духа погребенного помочь, чтобы оно
сбылось. Гнева аруахов боялись. Особым
почитанием пользовались духи выдающихся людей.
Именно их имена произносились в особо трудных
случаях. Этот обычай некогда породил
боевые кличи (уран). Ураном служило, например, имя хана Аблая.
В верованиях казахов дух предка,
покровительствующий какому-либо человеку, как
правило, представлялся в животном облике. В
преданиях о Джийдебае, одном из близких к хану
Аблаю батыров, утверждается, что “впереди батыра
шла красная лисица; это был его арвах”.
Почитание предков отчетливо проступает
и в погребально-поминальной обрядности. Не
только живые нуждались в покровительстве
сородичей, ушедших в иной мир; мертвые также
зависели от живых, совершивших по установившимся
правилам похоронный и поминальный обряды.
В XIX в. погребальный обряд у казахов
проводился в соответствии с предписаниями
шариата, однако, в нем сохранилось немало
пережитков доисламских традиций.
Как и у других народов Средней Азии, у
казахов похороны и поминки были общественным
событием, и в них принимал самое
непосредственное участие род умершего. Как
только становилось известным о смерти человека,
почетные старики аула шли в дом умершего и
приступали к организации похорон. Хоронили
покойного в день смерти.
Перед прочтением заупокойной молитвы (жаназа)
всем почетным гостям преподносились дорогие
подарки, а также деньги.
Помимо подарков присутствующим
раздавали жыртыс – лоскутки ткани в
качестве подарка покойного за участие в проводах
его на тот свет. Жыртыс давали на кладбище.
Более древняя форма этого обычая – разрывание
одежды умершего, о чем сообщают некоторые авторы
конца XVIII-нач. XIX вв. Хранение лоскутка ткани
означает связь живых с покойным. По
представлениям казахов, благодатная сила
умершего (касиет) передается оставшимся в
живых. Этот обычай был в силе не только в
погребальной обрядности. Например, при избрании
Аблая в ханы казахи подняли его на кошме, а потом,
сняв с него богатое верхнее платье, изодрали его
в лоскуты.
Казахи стремились похоронить человека
на его родовом кладбище, рядом с родственниками и
предками. С распространением ислама родовые
кладбища стали сосредотачиваться вокруг крупных
мусульманских святынь.
Про возвращении похоронной процессии в
доме умершего поднимали траурный флаг. В
зависимости от возраста умершего, цвет флага был
разным (белый для стариков, черный, черный с белым
или черный с красным для людей среднего возраста,
красный для молодых). Кусок ткани привязывался к
концу древка копья, которое ставилось
вертикально внутрь юрты у решеток; конец его
высовывался наружу через щель в войлочном
покрытии юрты.
Помимо флага принято было делать
изображение умершего (тул). К концу XIX в. этот
обычай изжил себя: одежда, седло и доспехи
покойного развешивались прямо на решетках юрты.
Изображение покойного – широко
распространенный в прошлом древний обычай.
Ритуальное назначение копья тесно связано с
изображением покойного: через год, после
совершения пышных поминок, оба предмета
изымались из употребления, причем копье
демонстративно ломалось.
Заклание коня для умершего – также
обычай, известный широкому кругу народов
древности, в том числе и скифам. Коня хоронили
вместе с покойным, чтобы душа погребенного
отправлялась на тот свет верхом. В далекой
древности и возникла традиция обрезать хвост
коням покойного.
Другой древний обычай, сохранившийся у
казахов в XIX в. – это скачки в день смерти
богатого и знатного человека. В исторических
сочинениях этот ритуал впервые упомянут в связи
с похоронами Аттилы.
Годовые поминки (ас – угощение,
жылы – годовщина) были главным и завершающим
обрядом поминального цикла. На них семья
покойного приглашала большое количество гостей.
Порядок проведения большого угощения
был таков: в первый день выкапывали ямы для
очагов, на второй день забивали скот; в третий
угощали мясными блюдами; в четвертый – проводили
скачки; на пятый – провожали гостей.
Наблюдателей поражали многолюдность
поминальной тризны и огромные расходы, щедрые
призы.
Заклание посвященного покойнику коня
приходилось на ас.
Наиболее впечатляющая часть поминок –
скачки. Пока кони скакали, устраивались
соревнования борцов, стрелков из ружей,
групповое состязание в беге. По окончании скачек
вручались призы, а затем кто-либо из уважаемых
старцев ломал древко траурного флага; другой
почетный человек разбирал траурное убранство
юрты. Им обоим вручали подарки, обычно коня и
халат. Траур для вдовы прекращался, и она могла
выйти замуж за кого-либо из братьев или родни
мужа.
Пережитком доисламского
скотоводческого культа можно считать
почтительное отношение к молоку. Еще в
средневековье казахи широко справляли весенний
праздник первого кумыса, сохраняющего роль
ритуального напитка.
В скотоводческой обрядности
использовалась очистительная сила огня. Уходя с
зимовки на новое пастбище, прогоняли скот между
двумя кострами и следом проезжали сами, чтобы все
беды остались позади. Прибыв на летнюю стоянку,
казахи приносили жертву духам предков и, читая
молитву из Корана, просили счастья и богатства.
Жертвоприношение животными – давняя традиция
скотоводов, занимало важное место в религиозной
обрядности казахов.
Как и многие народы Средней и
Передней Азии, казахи отмечали весенний
праздник Нового года - Наурыз. Это был не
только земледельческий праздник. Пробуждение
природы вызывало надежды на плодородие в самом
широком смысле этого слова.
Ислам у казахов приобрел немало
своеобразных черт за счет сохранения пережитков
доисламских религиозных традиций, проявлявшихся
во всех сферах народной жизни. В течение XIX и
особенно в ХХ вв. влияние ислама в казахском
обществе заметно возросло.
Немало исследований дореволюционных
ученых о Казахстане посвящено изучению
религиозных воззрений казахов. Одним из самых
замечательных работ того времени стала статья
выдающегося казахского ученого-этнографа,
географа и путешественника, исследователя
истории и культуры народов Казахстана,
Центральной и Средней Азии Чокана Валиханова
(1835-1865), творчество которого получило мировую
известность. В статье "Следы
шаманства у киргизов" (прим.
до революции казахов называли киргизами) ученый
дает представление о природе шаманства как
явлении, послужившим в условиях первой половины
XIX столетия основой для смешения мусульманских
поверий с древними воззрениями казахов.
Казахи – мусульмане суннитского
вероисповедания ханифитского толка.
Распространение ислама на территории
современного Казахстана было процессом,
затянувшимся на несколько столетий. Вначале
мусульманство проникло в южные районы. Уже к
концу Х в. ислам утвердился среди оседлого
населения в Семиречье и на Сырдарье. Ислам стал
религией тюркской империи Караханидов,
возникшей в Семиречье в Х в. Памятник той эпохи –
сочинение Юсуфа
Баласагунского (1015-1016) “Кудатгу билик”, в
котором получила отражение мусульманская
идеология.
В некоторых районах с исламом успешно
конкурировало христианство. Несторианство,
например, получило признание среди найманов,
переселившихся в конце XII-нач. XIII вв. из
Центральной Азии в Восточный Казахстан и в
Семиречье. Хан найманов Кучлук даже преследовал
мусульман.
Распространение ислама было замедлено
монгольским завоеванием, принесшим в Среднюю
Азию и Казахстан новые группы населения (тюрков и
монголов) со своей традиционной религией. Тем не
менее, в течение средневековья ислам неуклонно
продвигался в кочевую степь, захватывая новые и
новые группы населения.
Целенаправленная пропаганда ислама среди
кочевников началась при золотоордынском хане
Берке (1255-66) и усилилась при Узбеке (1312-40).
Проповедники ислама шли в степи из Поволжья и
Средней Азии, из разных районов мусульманского
мира. Среди миссионеров было немало
представителей суфийского духовенства. Большой
вклад в распространение ислама среди кочевого
тюркского населения Южного Казахстана внес
основатель суфийского ордена Ясавия уроженец
города Сайрама (Исфиджаба) Ходжа Ахмет Ясави (умер в
1166-67 гг. в г. Туркестан). Его стихи проповедовали
величие бога и необходимость смирения.
Обращение в ислам кочевой знати не означало,
что мусульманское вероучение было прочно
усвоено всеми слоями общества. Простой народ
долго сохранял религиозные верования своих
предков.
Наблюдатели, описывавшие быт казахов в прошлом,
обычно подчеркивали, что ислам усвоен казахами
поверхностно. Даже в XIX в. мусульманство не
проникло в жизнь казахов столь глубоко, как у
издавна оседлого среднеазиатского населения. В
связи с особенностями бытового уклада (жизнь в
юртах, сезонные передвижения) у казахов не было
затворничества женщин. Они не закрывали лицо
покрывалом, юноши и девушки пользовались
значительной свободой общения.
Однако позиции ислама из года в год становились
все более прочными. Постепенно увеличивалось
число мечетей. Их построению содействовали
частные лица, отчасти и правительство,
поддерживающее ислам в казахских степях.
С именем султана Арын-газы, избранного ханом в
1815 г., связано усиленное внедрение
мусульманского права в жизнь казахов. Арын-газы
счел нужным опираться в управлении народом не на
обычаи предков, а на шариат.
Заметным явлением в прошлом веке было
продвижение татар в казахские степи с целью
стать муллами. Обычно муллы-татары женились на
казашках, а потому становились в степи своими
людьми. Предосторожности оренбургских властей (в
1832 г. Оренбургская пограничная комиссия
запретила браки казахов с татарами и башкирами)
вряд ли создали эффективную преграду этому
процессу. При всей примитивности обучения их
деятельность приносила ощутимые плоды -
грамотность среди казахов росла. Появилась
традиция записывать стихи и песни и
распространять их в списках. Книги на казахском и
татарском языках находили среди казахов все
более широкий спрос. Вместе с внедрением грамоты
шло и утверждение ислама.
В предреволюционные годы к казахам проникают и
идеи мусульманского модернизма (джадидизма),
сформировавшегося как общественно-политическое
движение среди татар Поволжья и Крыма. Одной из
центральных задач модернистов был отказ от
средневековой схоластики и преподавание
светских наук, русского языка. Повсюду стали
появляться новометодные школы – вначале в
городах, а затем в крупных населенных пунктах и
некоторых аулах, которые несли с собой новые идеи
и знания.
О распространении мусульманства в Степи писал
выдающийся казахский ученый Чокан Валиханов,
будучи сам свидетелем происходящих событий и
изменений в духовной сфере в казахском обществе
первой пол. XIX в. В статье "О
мусульманстве в Степи" он пишет:
“Мусульманство еще не въелось в нашу плоть и
кровь. Оно грозит нам разъединением народа в
будущем. У нас в Степи теперь период двоеверия,
как было на Руси во времена преподобного
Нестора”.
“Россия в числе сыновей своих, – отмечал Чокан
Валиханов - имеет немало народностей
иноверческих и инородческих, которые ведут образ
жизни, диаметрально противоположный образу
жизни коренного русского населения, имеют обычаи
и нравы, диаметрально противоположные нравам и
обычаям русских славянского племени. Понятно,
что преобразования, проектированные для
христианского и оседлого русского населения, не
принесут никакой пользы и будут бессмысленны,
если будут всецело применены к кочевым и
бродячим инородцам Европейской и Азиатской
России”. Он рекомендует администрации и
правительству “быть чрезвычайно внимательным и
осторожным” при проведении реформ,
затрагивающих судьбы миллионов людей.