МАВЗОЛЕЙ ХОДЖА АХМЕДА ЯСЕВИ

Берега среднего и нижнего течения Сыр-Дарьи были одним из тех путей, по которому с давних пор медленным процессом шло упорное продвижение к северу, в глубь степи колонизационного людского потока из коренных культурных земель Средней Азии. Вместе с купцами и ремесленниками, а вслед за ними земледельцами и миссионерами, в занимаемые кочевниками области проникали и укреплялись достижения оседлой культуры. Мало-по-малу места случайных временных торжищ сменились постоянными базарами, породившими города, и в ХП веке н.э. на караванном пути из Шаша (Ташкента) вдоль правого берега Сыр-Дарьи раскинулось уже немало селений и городов.

В одном из них, именовавшимся тогда Ясы (Иеси) и стоявшем на месте нынешнего города Туркестана1, в то время подвизался на поприще суфия Ходжа Ахмед Ясеви. Его отец Ибрагим, сын Махмуда, сын Ифтихара, был родом из тамошних турок2. Еще будучи ребенком, вдумчивый, впечатлительный и нервный Ахмед обратил на себя внимание местного турецкого шейха Баб-Арслана, который занялся его духовным воспитанием. Позднее, после смерти своего наставника Ходжа Ахмед отправился в Бухару и там, прослушав курс поучений у знаменитого тогда шейха Ходжа Юсуфа Хамаданского, получил “иршад” – разрешение на право самому поучать суфийскому “пути к познанию истины” (тарикат). Некоторое время он даже руководил бухарской общиной суфиев, известных позднее под именем накшбандиев, но затем покинул Бухару и вернулся в Ясы. Здесь для благочестивого аскета развернулось обширное поле деятельности. Его нравственный авторитет привлекал к нему даже издалека людей, искавших совета и утешения. Живым примером личной жизни и простым, легко доступным пониманию языком, убежденно призывал Ходжа Ахмед приходивших к нему к следованию добру, нестяжательности, смирению и послушанию учителю, как того требует суфийское учение. Число его последователей и духовных чад (мюридлв) быстро возрастало. Все окрестные турецкие племена, среди которых ислам до того едва пустил корни, признали его своим духовным главой и дали ему прозвище “ата” (отец). В это время Средняя Азия переживала нашествие с востока немусульманского народа – китаев (каракитаев). Укрепившись в долине реки Чу, они в 1137 году при Ходженте нанесли поражение самаркандскому хану Махмуду, а в 1141 г. в Катаванской степи к северу от Самарканда наголову разбили объединенные войска самаркандцев и сельджукского султана Санджара. В образованном ими новом государстве ислам утратил свое положение господствующей религии и должен был довольствоваться равноправностью с прочими культами. Может быть, этим отчасти и объясняется замечательная веротерпимость проповедей Ходжа Ахмеда, которыми он сумел снискать огромную популярность себе, а исламу завербовать новые тысячи прозелитов. Последовавшая в 562 г. х. (1166/ 7 г.н.э.) на пятом десятилетии проповеднической деятельности смерть этого знаменитого турецкого щейха нисколько не уменьшила его славы и популярности1. К ЕГО могиле стекались ежегодно тысячи паломников. Широко распространился составленный на турецком языке сборник суфийских стихотворений “Хикмет” (Премудрость), автором которого считался Ходжа Ахмед. Национальным святым средне-азиатских турецких кочевников и одним из первых у оседлых мусульман Средней Азии стал мистик из города Ясы, бывший при жизни апостолом бедности.

ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ МАВЗОЛЕЯ

Но не только былые скромные аскетические “подвиги” Ходжа Ахмеда и вера в его заступничество перед богом привели к тому, что более чем два века спустя прежнее и, вероятно, пришедшее в ветхость намогильное сооружение2 должно было уступить место новому блестящему зданию по воле “обладателя счастливой звезды”, эмира Тимура. Тонкий политический расчет руководил при этом великим эмиром. Не раз полупокорные сыр-дарьинские степняки, угрожая далекому тылу армии и даже сердцу государства – столице Самарканду, заставляли полководца прерывать разрешение начатых стратегических замыслов. Польстить чувству кочевников вниманием к их национальной святыне, подчеркнуть духовное единство народов, исповедывавших ислам, воздействовать на впечатлительного номада грандиозностью замысла, а исполнением его дать представление о мощи империи – вот те практические цели, которые имелись в виду при возведении на окраине государства в конце Х1У столетия первоклассного памятника средне-азиатского зодчества.

Официальная история Тимура “Книга побед” связывает повествование о закладке здания с событиями конца 799 г. х., т.е. осени 1397 г.н.э.1. В это время под Самаркандом только что были закончены работы по устройству чудного сада “Дилькуша” (радующий сердце), уготованного для приема новой невесты эмира, дочери моголистанского владетеля Хызр Ходжа-хана, по имени Тукель ханым. Сам Тимур выступил ей навстречу. Эскорт остановился лагерем на зимовку в Ахангеране, близ селения Чинас. В ожидании прибытия своей будущей супруги эмир в сентябре месяце проехал в город Ясы и торжественно совершал обряд зиарата (поклонение) могиле Ходжа Ахмеда. Выполнив его, эмир наградил подарками и приношениями живших при мазаре и некоторых из окружающих, после чего вернулся в свой стан близ Чинаса, где ему принесли известие, что ожидаемая Тукель приближается. Вскоре вихрь последовавших событий далеко увлек отсюда Тимура, которому никогда больше не пришлось бывать в городе Ясы. В 1405 году, когда он снова оказался на берегах Сыр-Дарьи, в феврале месяце его постигла неожиданная смерть в городе Отраре, лежащем в 50-ти километрах к югу от места погребения Ходжа Ахмеда.

Из текста “Книги побед” можно предположить, что именно во время пребывания Тимура в городе Ясы последовал приказ о возведении над могилой турецкого шейха нового мавзолея. Воля заказчика была закреплена указом, предусматривавшим общий план, основные размеры и отчасти даже некоторые декоративные детали самого здания и внутреннего убранства. Сорок одному гязу должен был быть равен диаметр главного купола, размерами которого уже обусловливались все остальные пропорции памятника. Спереди предполагался высокий арочный портал с двумя минаретами. За ним большое купольное помещение со сторонами в тридцать гязов и с вылитым, как и дверные петли, из сплава семи металлов водоемом (хаузом) посредине. Дальше комната со сторонами в двенадцать гязов, под меньшим куполом которой выложенное мраморными плитами из Тавриза надгробие самого шейха. Справа и слева от усыпальницы два помещения (чарсуфы) для устройства собраний, каждая 16,5 х 13,5 г. Кроме того, несколько других помещений, а также худжр для прибывающих на поклонение паломников. Купола и стены, как того требовали архитектурные вкусы эпохи, должны были быть одеты изразцами. таковы были задания, осуществления которых было возложено на Мавляна Убайдулла Садра.

В надписях на разных частях памятника и на отдельных предметах его убранства до нас дошли еще некоторые имена персидских мастеров, участников сооружения мавзолея. Выкладку изразцовой рубашки вел некий Хаджи Хасан родом из Шираза, чье имя и дата работы – 800 г.х - выложены синими кирпичиками над наружной нишей северного фасада. Шестиугольный изразец с барабана малого ребристого купола над самой усыпальницей сохранили имя другого ширазца, Шемс Абд-ал-Вахаба, который, по надписи, был творцом, если не всего мавзолея, то, вероятно, самой усыпальницы1 . Исфаганец Изз-ед-Дин, сын Тадж-ед-Дина, сработал инкрустированные серебром бронзовые петли на двух дверях и несколько прекрасных бронзовых же подставок для свечей и чирагов. Огромный бронзовый котел отлит мастером Абд-ал-Азизом, сыном Сарвар-ед-Дина, из Тавриза.

Но даже при условии одновременности совместной работы всех перечисленных и других оставшихся безымянными мастеров и еще большего числа неквалифицированных рабочих, все же можно усумниться, что Мавляна Убайдулла Садру удалось закончить возведение здания в течение двух лет (а по некоторым рукописям – одного года), как то сообщает автор истории Тимура – Шереф-ед-Дин2. До сих пор незаконченное черное тело главного портала – наглядный свидетель, что постройка вообще не была никогда завершена. Стоящий же на одной из петель внутренних дверей год 797 хиджры 91394\5 г.н.э. свидетельствует, что начало работ положено не осенью 1397 года, а, вероятно, несколькими годами раньше, и что Тимур, совершая свой зиарат, должно быть, уже застал постройку в самом разгаре. Во всяком случае он мог лицезреть уже все шесть бронзовых подставок для чирагов и свечей, которые, как видно из надписи на них, сделаны для мавзолея по его распоряжению и окончены 20-го рамазана 799 г. х., т.е. 17-го июня 1397 года н.э.

И в полном хронологическом согласии с этим, местное предание, записанное позднее, чем происходили затронутые в нем события, повествует, что после одного из своих налетов на Туркестан хан Золотой Орды и долгие годы серьезный противник средне-азиатского завоевателя – Тохтамыш при возвращении на Волгу увез все ценные приношения верующих мазару Ходжа Ахмеда и имущество потомков шейха. Являясь как бы мстителем за святотатство, Тимур сумел разбить Тохтамыша и вернул все взятое им из города Ясы. Захваченная же у татар богатая добыча в значительной части отпущена была, “согласно полученному Тимуром во сне указанию”, на возведение нового мавзолея и медресе при нем. Только преждевременная смерть эмира помешала окончить усыпальницу, а к постройке медресе и не приступили.

Так гласит предание. История же знает лишь, что Тохтамыш, начиная с 1387 года, неоднократно вторгался в Среднюю Азию. Не раз сам Тимур встречался с ним на поле брани, и лишь решительные сражения 1395 года окончательно устранили татарского хана с его победоносного пути. В этом же году сожженная столица Золотой Орды – Сарай дала Тимуру крупную военную добычу.

Какова бы не была истинная последовательность событий, остается несомненным, что при возведении мавзолея Ходжа Ахмеда строитель озаботился обеспечить ему дальнейшее существование. Длинный свиток дошедшей до нас его вакф-наме (дарственной грамоты) содержит перечень отчужденных в окрестностях города Ясы поливных земель и арыков, доходы с которых подлежали строгому распределению, согласно сделанному эмиром завещанию1. В должности первого мутевалли с наследственным правом был назначен потомок брата Ходжа Ахмеда, по имени Мир Али Ходжа шейх, как человек по своим нравственным качествам вполне достойный вести дела по управлению вакуфным имуществом. Вознаграждение ему определено в размере одной десятой всех доходов. Возглашение молитвы за государя

и другие обязанности хатиба были возложены на Хазрет Дервиш Али, и право на занятие этой должности также закреплялось за его потомками. Установленный штатный состав лиц, обслуживающих мазар, предусматривал двух кари, могущих читать наизусть все суры корана, водоноса, уборщика и двух садовников при вакуфном саде. Для кари, людей творящих зикр, бедняков, калек, сирот и странников предлагалось делать гороховые лепешки, а два раза в неделю, по пятницам и понедельникам, варить кушанье,”халим” из 2 ? батманов пшеницы и 2 батманов мяса1.

Годовая потребность продуктов и топлива обусловлена была определенными количествами. Остаток средств, получающихся после удовлетворения содержанием всех перечисленных лиц и после покрытия расходов на другие нужды, должен был идти на ремонт и поддержание самого здания усыпальницы. Торжественные слова конца дарственной грамоты объявляют волю вакуфодателя ненарушимой. “А если кто-либо нарушит определенные условия и права этого вакуфа, да будет тот предан проклятию всевышнего аллаха, ангелов и всех людей. Да подвергнется такой человек вечному мучени ю создателя”.

СОДЕРЖАНИЕ СЛЕДУЮЩАЯ

HeritageNet

На главную страницу "HeritageNet-Kazakhstan"

Kazakhstan