Досымбаева А.М.

Мемориальные памятники тюрков Жетысу по материалам святилища Мерке

Святилище тюрков Мерке, расположенное на высокогорных плато Киргизского Алатау, на территории Жамбылской области, представляет собой уникальный природно-исторический комплекс. Плато Сандык, Шайсандык, Аралтобе, Кашкасу, Улысай, на территории которых локализованы основные скопления мемориальных комплексов кочевников тюрков, в природном отношении представляют собой один из наиболее насыщенных эндемиками участок Киргизского Алатау. По результатам флористического обследования, на плато Сандык выявлено большинство из 15 реликтовых видов растений, подлежащих охране.

Не менее интересен мир фауны урочища Мерке, которая представлена практически всеми основными фоновыми видами Тянь-Шаня. Разнообразие и уникальность животного мира в субальпийском и альпийском высотных поясах, по мнению зоологов, могут стать основанием для создания в этом районе национального парка. [1].

Природная уникальность бассейна реки Мерке замечательно дополнена древними памятниками кочевников тюрков, естественно вписывающихся в степной ландшафт высокогорья, демонстрируя гармонию среды обитания кочевников.

Историко-географическая карта, составленная нами в период работ на территории святилища Мерке, реально отражает картину локализации мемориальных комплексов на местности, топографическую привязанность памятников к саям, расположение их вблизи водных источников, родников, горных речек (рис.1, I, IIа; рис. 2, 1,6). Общее количество конструкций только с каменными изваяниями, выявленных на сегодня, составляет 36 памятников, а количество каменных скульптур, установленных на курганах, в ограде - 60.

Однако, это число не отражает фактически общего количества существующих на данной территории аналогичных комплексов, так как по информации чабанов им известны и другие места с такими памятниками, и мы надеемся пополнить базу данных карты в ближайшем будущем. Кроме того, по свидетельствам тех же чабанов, еще в 50-60-е годы количество памятников с каменными изваяниями было намного больше, часть из них находится в краеведческом музее с. Мерке, другие осели в музее г. Тараз, а третьи просто увезены любителями древностей. Учет памятников с каменными скульптурами, которые нанесены нами на топографическую карту урочища Мерке и их предварительная статистика, выглядят следующим образом: в числе 36 ритуальных комплексов находятся 1 конструкция с четырьмя изваяниями, по три изваяния было установлено на 5 курганах, на 11 курганах находилось по два изваяния и 24 конструкции содержали по 1 изваянию. Различные сочетания по признакам половой принадлежности изваяний в группах каменных скульптур статистически выражены следующим образом: в памятнике с четырьмя изваяниями отчетливо выделяются мужское и женское, пол двух других не определен. В конструкциях с тремя каменными скульптурами выделяется сочетание одной мужской и двух женских фигур (рис. 3 а, б, в), а в случаях установки парных изваяний чаще всего отмечены мужское и женское (рис. 4); зафиксированы также один памятник с двумя мужскими и три конструкции, на которых находилось по два женских изваяния. Мемориальные памятники с одним мужским изваянием отмечены в 9 случаях (рис. 5) и по одному женскому изваянию выявлено на 13 курганах (рис. 6).

рис. 3 а,б,в.  Курган Сулусай 6

Ландшафтно-топографическая организованность древних памятников, сооруженных тюрками на протяжении нескольких столетий, подразумевает культово-ритуальный характер святилища в целом и небольших родовых храмов в отдельности. Мемориальные памятники святилища представлены древнетюркскими оградами со стелами, установленными за пределами оград с северо-западной стороны, оградой с каменным изваянием, многочисленными курганами с изваяниями.

рис 5. Курган Тогансай 1 (мужское изваяние)	рис 6. Курган Шольсай 1 (женское изваяние)	рис 4. Курган Суюндык 1 (мужское и женское изваяние)

Широкий хронологический и культурный диапазон, в котором нашли свое отражение различные по типу памятники, является характерной особенностью святилища Мерке. Высокая концентрация ритуальных комплексов на небольшом, в географическом отношении, пространстве (около 250 кв. км), которое служило местом отправления культов на протяжении почти целого тысячелетия наводит на мысль о возможном почитании кочевниками средневекового Жетысу именно этой местности. Раскопанные в 1987 г. на могильнике Коржайляу, расположенном на террасе правого берега реки Мерке, курган и древнетюркская ограда с каменным изваяниям (рис. 1, III, а,б,в) позволили нам прийти к выводу об усуньской подоснове материальной культуры древних тюрков Семиречья.[2]

    Идея генетической взаимосвязи племен усуней (а-сманов) и ашина (а-шина),прослеженная Зуевым Ю.А. по данным легендарных преданий[3], подтверждена и по результатам сравнения археологических материалов, приведших нас к убеждению об единых историко-культурных корнях усуней и древних тюрков Жетысу[4]. Следовательно, датировка наиболее ранних тюркских памятников, расположенных на территории святилища Мерке первой половиной I тыс. н.э. и в последующем, их развитие в период всего первого тысячелетия, может оказаться вполне вероятной и доказательной, при проведении анализа и сравнении всего комплекса источников по культуре кочевников данного региона.

    Классическими древнетюркскими памятниками святилища Мерке являются два памятника, изученные нами. Ограда с каменным изваянием, закопанным в вертикальном положении в пристройке, расположенной в юго-восточной части конструкции (рис.1,III,б,в). Изваяние, обращенное лицом к юго-востоку и поставленное в вертикальном положении в пристройке было тщательно забутовано камнями и закопано. Ритуальный комплекс Аралтобе 4, хронологически относящийся к этой же эпохе, представлял собой цепочку из пяти примыкающих к друг другу подпрямоугольных в плане оград, сооруженных из вертикально поставленных плит. С северо-востока к оградам пристроена каменная насыпь, под которой выявлена яма с ритуальным захоронением животного (рис. 2, 9). Кости крупного рогатого скота лежали в яме с перемешанным слоем, без определенного порядка, на дне ямы обнаружены три металлические бляшки, две из которых были круглой формы, третья - фигурная (рис. 2,10,а,в). Каждую из шести оград с северо-восточной, внешней стороны венчает каменная  антропоморфная стела. Все стелы лицевыми сторонами обращены на северо-запад.

       Вопросы культурно-хронологической интерпретации культовых памятников типа ритуальных оград, одиночных, с пристройками, составленных в цепочку, рассматривались в целом ряде специальных исследований. Хорошо известные по материалам памятников Южной Сибири, Алтая, Тувы, подпрямоугольные в плане ограды, сооруженные из поставленных на ребро каменных плит, принято соотносить с памятниками тюрков-тугю, хронология которых укладывается в рамки VI-VIII вв.[5]

    Вопреки мнению Кызласова Л.Р. о том, что в VIII-IX вв. перестают сооружать ограды и каменные изваяния воздвигают отдельно[6], поминальный комплекс из святилища Мерке с древнетюркским по типу изваянием, который был установлен в пристройке, с юго-западной стороны ограды, свидетельствует о последовательном развитии древнетюркской культурной традиции создания культовых конструкций на территории Жетысу. Оружие, изображенное в левой руке статуи - сабля с изогнутым клинком и прямым перекрестием; сосуд - в правой, как будто бы демонстративно подчеркивают приверженность традиции. (Рис. 1, III,б).

    Соружение ритуальных оград неразрывно связано и с культом каменных изваяний. Анализ реалий на алтайских изваяниях, чаще всего, устанавливаемых у восточной стенки ограды, совместно с инвентарем из погребений, изученных на территории Алтайского региона, позволили Кубареву В.Д. “отнести значительное число алтайских изваяний к VII-X вв.”[7].

    По материалам Урало-Ишимского междуречья, культовые памятники типа ритуальных оград с изваяниями (“жертвенно-поминальные комплексы”) получают распространение в IX-X.[8]. А изображение сабли с изогнутым клинком и прямым перекрестием на изваянии 18, по мнению Боталова С.Г., может свидетельствовать и о более поздней дате сооружения ЖПК, в период X-XII вв.[9].

    Возможно, что в древнетюркских по типу ритуальных конструкциях меркенского святилища отражены своеобразие и особенности развития культуры тюрков Жетысу. Подтверждением тому являются и цепочка оград Аралтобе, антропоморфные стелы которых установлены у северо-западных стенок. По находкам фигурных бляшек из ямы, примыкающей к оградам с северной стороны, комплекс можно отнести к VI-X [10]. Изученные Григорьевым Ф.П. тюркские поминальные ограды могильника Иссык, с наконечником копья и панцирных пластин, обнаруженных в ограде 5, совместно с датировкой оград IX-X вв. послужили автору поводом для мысли о необходимости корректировки существующей в литературе классификации древнетюркских оград [11].

    Наиболее ярко культура средневековых кочевников в памятниках святилища представлена мемориальными комплексами - ритуальными конструкциями с каменными изваяниями, установленными в центре курганов. Картографирование памятников данного типа, показало количественное преобладание их в общей картине локализации всех тюркских ритуальных комплексов, расположенных на высокогорных плато святилища Мерке. Типологическая характеристика курганов с каменными изваяниями, установленными в центре кургана, также разнообразна. Очевидно, в конструкциях с парными разнополыми скульптурами, преобладающим было положение изваяний лицом друг к другу, при котором мужское изваяние было обращено лицом на северо-восток, а женское лицом на юго-запад. В Шольсае 3 нами выявлен одиночный курган (in situ) с двумя изваяниями, в котором положение изваяний соответствовало вышеописанному. В реестр памятников со скульптурами нами внесены также курганы с тремя и четырьмя изваяниями, положение которых на памятнике пока не установлено, так как к моменту фиксации, они лежали рядом с курганами или же находились в воронке кургана.

    Каждый из курганов с каменным изваянием или изваяниями, которые были установлены в центре памятников, сооружен из камня и представлял собой насыпь диаметром от 7 до 12 м, высотой от 0,5 до 1,2 м. Археологическое изучение двух памятников Бельсаз 1 и Бельсаз 2, проведенное нами, позволило установить структуру, а также мемориальный характер сооружений. Курган Бельсаз 1 (рис. 2,6), расположенный на западной террасе сая Бельсаз, у подножия горы, представлял собой подпрямоугольную насыпь с размерами сторон 7,5мх7,4м и ориентированную по оси северо-восток юго-запад, высота кургана 1,3 м (рис. 2, 7). В центре кургана выявлена яма, размером 2,8 х 1,8 м, глубиной 0,5 м, в которой была вертикально установлена каменная скульптура, изображавшая мужчину. В руках изваяния на уровне пояса изображен кубковидный плоскодонный сосуд (рис. 2,8).

    Бельсаз 2 (рис. 2,1), расположен в 300-х м к северо-востоку от описанного выше памятника, на территории одноименного сая и представляет собой каменную насыпь, окруженную по периметру основания кургана рвом (рис. 2, 2). Диаметр насыпи 11 м, высота 0,5 м; ширина рва 1 м, глубина 0,5 м. Под насыпью, в центре сооружения, выявлена подпрямоугольная в плане конструкция с размерами сторон 1,6 м х 2,4 м, глубиной 0,5 м, ориентированная по оси север-юг, стенки погребения были укреплены крупными каменными блоками, поставленными на ребро. В яме были захоронены две статуи, мужское и женское (in situ). Мужское изваяние лежало в центре ямы, в положении лицом вниз, а женское, находилось в северо-восточном углу и было положено лицом вверх (рис. 2,3). Общим для обоих изваяний являются кубковидные, плоскодонные сосуды в руках скульптур, изображенные на уровне поясов (рис. 2,4,5). Женское изваяние отличается от мужского тщательной проработкой черт лица, островерхого головного убора, гривны и нагрудных украшений (рис. 2,4).

    Вопросы хронологии конструкций типа курганов, с установленными на них каменными изваяниями и погребениями с таковыми, неразрывно связаны с проблемой генезиса памятников и их этно-культурным атрибутированием.

    Информация о половецких святилищах, занимавших места на “самых возвышенных участках степи, как правило на водоразделах рек” и представляющих собой курганы с каменными изваяниями, которые были установлены в центре насыпи, поставила вопрос об истоках описываемой культурной традиции.[12]

    Результаты работ Плетневой А.С. по региональному картографированию музейных коллекций и случайных находок, систематизация 1300 единиц половецких каменных статуй и их иконографический анализ, привели ее к выводу о том, что “процесс развития половецкой скульптуры ... датируется первой половиной XI в. и началом XIII в”.[13] А появление в южнорусских степях “скрытых святилищ”, в которых “статуи не возвышались над оградами, а опускались стоя в глубокие ямы” и курганов с захороненными в них изваяниями, по мнению этого же автора, “свидетельствуют о неуверенности половцев в своих силах и своем будущем в восточноевропейских степях”.[14]

    Однако, “не уверенные в своих силах половцы” продолжали сооружать небольшие святилища с двумя изваяниями, а иногда и более крупные, насчитывавшие до двадцати изваяний, посвященные предкам.

    Поминально-погребальные сооружения, в которых каменные изваяния найдены совместно с погребенным, а в других случаях погребения самих каменных изваяний по материалам Урало-Ишимья относятся к концу XIII-XIV вв. ... и свидетельствуют по мнению автора о “деформации функции самого каменного изваяния в связи с изменением условий установки.[16]

    Открытие аналогичных памятников на территории Центрального Казахстана и их изучение, дополнили сведения о распространении святилищ кыпчаков, а реконструкция конструкции со стоящими в центре насыпи статуями, наглядно демонстрирует первоначальный облик памятника. Датировка центральноказахстанских кыпчакских святилищ периодом IX-XIII вв., полученная  в результате иконографического анализа изваяний установленных in situ в конструкциях, немного откорректирована в пользу XII в. находками колчанных петель.[17]

    Отмечая сходство центральноказахстанских памятников (святилищ) с расположенными в южнорусских степях культовыми сооружениями и “смысловую однозначность кыпчакских и половецких святилищ вообще” Ермоленко Л.Н. также предполагает их временный характер.[18]

    “Как разум допускает, чтобы преклонялись перед камнем ..., склоняли головы перед идолами?”, с возмущением говорил, вновь обращенный в ислам, Газан хан (потомок Хулагу), в период своего правления объявив войну идолопоклонству и издав указ “о разрушении их (идолопоклонников) храмов и разбитии всех идолов”.[19]

    В работе П. Голдена, посвященной исследованию вопросов мировоззрения кыпчаков, наряду с данными из домонгольских источников, приводится и более поздняя информация о команах-язычниках, которых встретил на своем пути Плано Карпини, термин “поклонник идола” в мамлюкско-кыпчакском произведении “Булгат аль-Мустаг”, и сведения Ибн-Арабшаха (ум. 1450 г), историка Тимура, о том, что “некоторые из них продолжали поклоняться идолам и в настоящее время”.[20]

    Вероятно, установить время расцвета,а затем и период когда постепенно деградирует и сходит на нет культура воздвижения храмов-святилищ с каменными статуями, кочевниками Центральной Азии, все-таки возможно, но вопросы генезиса этого рода памятников так и оставляют проблему открытой.

    Поиски истоков традиции сооружения святилищ, с установленными в центре насыпи скульптурами, вплотную связаны с решением проблемы хронологии и семантики каменных изваяний кыпчакского облика. Различия в конструктивных особенностях мемориальных памятников древнетюркского и кыпчакского периодов истории кочевников, а также отличия в стиле изображения реалий на каменных статуях, неоднократно отмечались в работах исследователей.[21]

    Основная группа каменных изваяний из святилища Мерке,  по общепринятой в археологической литературе классификации памятников описываемого типа, представлена скульптурами, соответствующими II типу изваяний. Почти детальное сходство отдельных половецких скульптур с кыпчакскими, по мнению Новгородовой Э.А., “могло бы позволить выделить наиболее древние экземпляры среди половецких изваяний, а также говорить о характере и применении половецких “каменных баб” по аналогии с их казахстанскими прототипами”.[22]

    Разработка вопросов хронологии изваяний второго типа, по прежнему оставляет желать лучшего и высказанное Шером Я.А., интуитивное чувствование хронологических различий между двумя типами скульптур остается актуальным.[23]

    Мемориальные памятники святилища Мерке - единственный, сохранившийся до современности, многокомпонентный храмовый комплекс средневековых кочевников Казахстана, в составе которого in situ находятся не только разновременные и различные по типу культовые сооружения с изваяниями, но и весь комплекс разнотипных скульптур. Учитывая сложность разработки всех аспектов проблемы хронологического, этнокультурного атрибутирования всего комплекса в целом, в данной статье хотелось бы обратить внимание на одну из особенностей, о которой в источниках упоминалось лишь всколзь.

    Преимущественное преобладание среди каменных скульптур Мерке, женских (28 из 60, пол пяти не определен), из которых 13 памятников с одним женским изваянием, заставляет нас обратиться прежде всего к истокам традиции именно этого типа статуй.

    По мнению Плетневой С.А. “... при изготовлении женских статуй имелись ввиду какие-то вполне определенные умершие женщины, превращенные в покровительниц семьи или рода”.[24]

    О том, что данный факт нельзя объяснить “особой ролью женщин в среде родо-племенной аристократии” и о вероятной связи культа каменных изваяний “с каким-то культом женского божества” пишет в своей работе Федоров-Давыдов Г.А. (со ссылкой на Низами. Искандер-намэ, Баку,1940,с. 315-318).[25]

    Результаты изучения семиреченских каменных изваяний, итогом которого явилось выделение второго типа изваяний, близких по стилю половецкой скульптуре, привели Шера Я.А. к идее, о возможности появления данного типа статуй “значительно раньше, чем древнетюркские ..., какое-то время сосуществовавших с ними, а затем переживших их и получивших дальнейшее развитие в монументальной скульптуре кочевников Поволжья и южнорусских степей”. По мнению исследователя, связь “изваяний II типа ... с погребальным или поминальным обрядом недопустима ...”, а это означает, что “... нужно искать другое истолкование фигурам этого типа”. Анализ семантики женского образа в камнерезном исскустве кочевников, по материалам семиреченских изваяний, привел автора к мысли о том, что женские изваяния могли быть изображениями девы-прародительницы.[26]

    В связи с анализом вопросов семантики скульптуры средневековых тюрков  и установки на курганных сооружениях парных изваяний, интересной является предложенная Зуевым Ю.А., расшифровка термина bodun не как “тело, существо, стан”, а в значении символа идеи единства каганского (мужского) и катунского (женского) начал, созидающих государство, а дословный же перевод, соответствующим индоиранскому бут “идол, кумир". Вероятно, символ двуединства  и  несет в себе вероятную разгадку существа идеи создания культа парных каменных изваяний и женского изваяния, в частности. По мнению исследователя существование горы Буд-Тенгри (кит. Бо-дэнли, т.е. Бог Земли), в космосе тюрков являлось олицетворением божества высшего порядка Бод/Буд. Приведенные автором данные о празднествах проводимых, в связи с ритуалом каменного бога, “стимулировавших плодородие, актуализировавших архаичный ритуал первотворения, где в результате соития создается новый клан” и обязательное присутствие в церемонии камня бот, скатывавшегося с горы, наиболее близко к пониманию истоков традиции сооружения каменных скульптур.[27]

В связи с верованиями кыпчаков, П. Голден приводит интересные данные о культе Тегри < Тенгри у карачаевцев и балкар, в честь которого весной, ежегодно проводились праздники. Праздники сопровождались ритуальными танцами. С культом Тенгри у них также ассоциировались большие камни.[28]

В мировоззрении тюрков “оплодотворяющая сущность Буд-тенгри обеспечивает зарождение новой жизни, в результате связи с богиней водной стихии и плодородия Йер-Суб, являющейся воплощением земли тюрков-широв и всего тюркского государства. Возможно, что в земной пантеон божеств, возглавляемый ыдык Йер-Суб, входит и богиня Умай, которая может являться одной из ее ипостасей, как непосредственная подательница жизни”.[29]

Парность образов прародителей тюрков нашла отражение и в языческом пантеоне божеств карачаевцев и балкар, Умай обозначалась как “дочь Тенгри”.[30]

Подробный анализ темы “почитаниия сакрализованных горных вершин, персонифицировавшийся у тюрков с божествами Верхнего мира...” приведен в исследовании Войтова В.Е. Почтительное отношение к горам в мировоззрении тюрко-монгольских народов объяснялось тем, что вершина ландшафта ассоциировалась с местом жительства Тенгри (“высокое небо”), на горе обитала Умай, которая, олицетворялась ... как божество сопричастное бытию людей и животных, и осуществляла коммуникативную связь с землей ..., а ... Йер-Суб (Земля-Вода) воплощала идею мифологического единства и множественности, сам термин мог обозначать бесчисленное множество конкретных ландшафтных участков, каждый из которых маркировался горой...”.[31]

В связи с описываемой в работе проблемой, нам кажется, что в действительности, истоки формирования тюркского пантеона божеств и культов, а за ним и процесс антропоморфизации образов, мог проходить территориально в зоне активных контактов культур кочевого и оседлого населения, хронологически охватывая период с конца I тыс. н.э.- начало II тыс. н.э. . И если рождение идеи божества, возникновение культа женского божества Умай, и парных Тенгри и Умай, связано с территориями обитания кочевников, то оформление ее, реализация образов в искусстве, является результатом культурного контакта и соседства с оседло-земледельческим миром, приспособлением к новым условиям, при котором вырабатывается единый семантический код, понятный полярным идеологиям разных миров.

Уверенность исследователей в возникновении культа “горной богини-девы Ардвисуры-Анахиты, хозяйки мужского семени, на территории Алтая”,[32] находки женских антропоморфных скульптур в мужских захоронениях Кокэля, “стилистически весьма близких каменным изваяниям древнетюркского времени” [33], поклонение кангхов (одного из ветвей сюнну) “варварскому богу Бут”[34], указывают на исходные территориальные и этно-культурные корни традиции сооружения храмов с “идолами”, окончательно, оформившейся в 1 тыс. н.э. в тюркской культурной среде, на территории Казахстана.

В композиционном решении культовых сцен, на оригинальных находках резного дерева из парадных залов городища Куйрук тобе, смоделирована одна из идей, по содержанию сходная с темой данного исследования. Оформление темы установления высшего порядка выражено в центральной композиции сцены, на которой “в сфере неба изображена знатная семья ..., черты лица и одежда персонажей... композиции, соответствуют тюркским”.[35] Воплощение идеи творения на рельефах, в парадных залах, а также использование в светской жизни очевидной и понятно объяснимой сцены божественного предназначения пары соправителей Кедера (каганского и катунского родов), уже в период VII-перв.-пол.IX вв. (дата дворцового комплекса Куйрук тобе) является еще одним из ярких свидетельств генезиса мировоззрения тюрков на казахстанской основе.

Возможно, описываемая композиция, семантически близкая к культу парных каменных изваяний с кыпчакско-половецких святилищ, является также подтверждением предположений о взаимовлиянии и взаимодействии культур контактной кочевническо-земледельческой зоны, территориальные границы которой маркировались Семиречьем и югом Казахстана. Хронологически культурогенез мог охватывать период с конца I тыс. до н.э.- I тыс. н.э. Следовательно, возникновение идеи создания “скрытых святилищ” с установленными на них парными скульптурами, никоим образом не связано с попыткой кыпчаков-половцев укрыть своих обожествленных предков от чужого взора или уберечь от надругательства врагов. Стремление сохранить и уберечь , возможно появляется в период гонений и тогда тюрки начинают хоронить своих божеств, как на памятнике Бельсаз 2.

Словом, парные скульптуры мужские и женские, просто одиночные, женские или мужские в составе многочисленных святилищ, расположенных на территории Казахстана, в том числе и семиреченские (святилище Мерке в частности) совместно с изображениями на резных досках из Куйрюк тобе являются реализацией идеи “установления сакральной связи мира тюрков с миром божественных предков, что ведет к наделению кутом ( душами людей и скота, жизненной силой и долголетием, счастливой долей и в целом, божественным законным правом господствовать на этой земле)”[36]

[1] Отчеты научных сотрудников Института ботаники и Института зоологии, канд. биол. наук Веселовой П. и Жданко А. //Отчет Меркенской комплексной археологической экспедиции. 1997. Архив Института археологии, 1998.

[2] Зуев Ю.А. Древнетюркские генеалогические предания как источник по ранней истории тюрков: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Алма-Ата, 1967, с. 5.

[3]Досымбаева А.М. Новые археологические исследования раннетюркских погребений на территории Казахстана. //Известия Нац. Академии наук РК, 1995, с. 55-59.

[4] Досымбаева А.М. Культура населения Семиречья во 2 в. до н.э. - 5 в.н.э. (по погребалным памятникам): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Алматы, 1999, с. 20.

[5] Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, часть I, глава 2, с. 34-35.

[6] Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М., 1969, с. 82.

[7] Кубарев В.Д. Древнетюркские изваяния Алтая. Новосибирск, 1984, с. 45.

[8] Боталов С.Г. Каменные изваяния и жертвенно-помнальные комплексы Урало-Ишимского Междуречья. //Новое в археологии Южного Урала. Челябинск, 1996, с. 225.

[9] Боталов С.Г. Указ. Работа, с. 225.

[10] Гаврилова А.А. Могильник Кудырге как источник по истории алтайских племен. М.-Л. 1965, табл. XV, 2; XVIII, 14; XIX, 1; Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981, рис. 19, 29, 50.

[11] Григорьев Ф.П., Загjродний А.С. Средневековые поминальные оградки могильника Иссык. //Сб. Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Вып. V. Часть 2. Барнаул, 1995, с. 176-181.

[12] Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М.,1966, с. 191-192: Швецов М.Л. Половецкие святилища. //СА. 1979, N 1, с. 199-209.

[13] Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния. //Свод археологических источников. Вып. Е4-2, М.,1974, с. 69-71.

[14] Плетнева С.А. Кочевники средневековья. М., 1982, с. 57; Половцы. М., 1990, с. 174.

[15] Федоров -Давыдов Г.А., указ. работа, с. 192; Гургин С.В. Половецкие святилища с деревянными изваяниями на Нижнем Дону. //СА, 1987, N 4, с. 108

[16] Боталов С.Г. Каменные изваяния и жертвенно-поминальные комплексы Урало-Ишимского междуречья. //Новое в археологии Южного Урала. Челябинск, 1996, с. 215.

[17] Ермоленко Л.Н., Гецова Н.С., Курманкулов Ж.К. Новый вид сооружений с изваяниями из Центрального Казахстана. //Проблемы охраны археологических памятников Сибири. Новосибирск, 1985, с. 137-161; Рис. 7,3,4; Рис. 10.

[18] Ермоленко Л.Н. О семантике средневековых кочевнических святилищ со скрытыми в насыпях изваяниями. //Этнокультурные процессы в Южной Сибири и Центральной Азии в I-II тысячелетиях н.э. Кемерово, 1994, с. 159-160.

[19] Фаззулах Рашид ад-Дин. Джами - ат-Таварих (сборник летописей), том III, перевод с персид. Арендс А.К. //Изд-во. АН Азерб. ССР. Баку, 1957, с. 375.

[20] Peter Golden. Religion among the Qipchaqs of Medieval Eurasia. // Central Asiatic Journal. International Periodical for Laguages, Literature, History and Archaeology of Central Asia. 42(1998)2, p. 207, p. 216, p. 225.

[21] Федоров-Давыдов Г.А. Указ. Работа, с. 191-192; Шер Я.А. Каменные изваяния Семиречья. М.-Л., 1966, с. 69; Чариков А.А. Изобразительные особенности изваяний Казахстана. //СА, 1986, с. 92; Ермоленко Л.Н. Средневековые каменные антропоморфные изваяния казахских степей. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 1991, с. 15.

[22] Новгородова Э.А. К проблеме происхождения половецких “каменных баб”. //Проблемы охраны исследования памятников археологии в Донбассе. Тезисы докладов областного научно-практического семинара. Донецк, 1987, с. 99.

[23] Шер Я.А. Указ работа ..., с. 44.

[24] Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния. Свод археологических источников. Вып Е4-2. М.,1974, с. 74.

[25] Федоров-Давыдов Г.А. Указ. Работа, с. 191.

[26] Шер Я.А. Указ. работа, с. 62.

[27] Зуев Ю.А. Буд-Тенгри - божество древнетюркского пантеона. //Известия Министерства науки-Академии наук РК, 1998, с. 48-49.

[28] Peter Golden ..., p. 211.

[29] Зуев Ю.А. Указ. работа, с. 55.

[30] Peter Golden ..., p. 210.

[31] Войтов В.Е. Древнетюркский пантеон и модель мироздания в культово-поминальных памятниках Монголии VI-VIII вв. М., 1996, с. 74-75.

[32] Мачинский Д.А. Чугунов К.В. Атрибуты женского культа в древних культурах Саяно-Алтая (пути генезиса, археологический и семантический аспекты). //Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург, 1998, с. 186.

[33] Дьяконова В.П. Культовая скульптура могильника Кокэль. //Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. Санкт-Петербург, 1998, с. 190, рис. 1.

[34] Зуев Ю.А. Указ. работа, с. 54.

[35] Байпаков К.М., Терновая Г.А. Легенда о Сиявуше на резном дереве из Куйрук-тобе. //Известия Министерства науки-Академии наук РК. 1998, 1, с. 59.

[36] Зуев Ю.А. Указ. работа, с. 55.